из этого сарая ты сможешь сделать все, что захочешь. В аренду сдать или, под предлогом реконструкции, достроить этаж и сделать еще один магазин или вообще, офисное здание. Что захочешь, то и сделаешь.

— Как ты себе это представляешь? Холодный склад мне не разрешат делать, а к приему стеклотары мои «Хозтовары» отношения никакого не имеют.

— Алла, ты можешь открыть в пристройке пункт приема у населения вторичного сырья, которого другие не принимают, пластик, например, или стеклянный бой, сама придумай, что можно принимать. Это впишется в тему борьба за экологию и использование вторичных ресурсов, очень модные темы в настоящее время. В твоем торге, если не дураки там сидят, к твоей инициативе должны отнестись положительно. Если надо, я тебе договор подгоню с каким ни будь кооперативом, что он готов у тебя выкупать этот хлам. Подумай, как это сделать побыстрее, это важно. С местным ЖЭКом размежуй участок, скажи, что сама будешь его уборкой заниматься, чтобы эти ребята акт раздела территории подписали. Все это надо делать очень быстро, каждое усилие, приложенное сейчас принесет тебе тысячи рублей в будущем.

Алла долго молчала, наконец вынырнула из глубины своих мыслей?

— Ладно, Павел, я тебя поняла. Подумаю, как и что лучше сделать и начну заниматься, хотя это очень дико звучит.

— Вопросы будут — звони. И скажи данные мужика, с которым ты сейчас встречаешься.

— А вот это точно не твое дело! Не лезь в мою личную жизнь!

— Алла, мне наплевать на твою личную жизнь. Но у тебя дома живет моя дочь, и поэтому я должен знать, с кем ты встречаешься. От того, что ты упираешься, ничего не изменится. Просто я потрачу немного дольше времени, выясняя, кто он такой, и все.

— Я сказала, что это моя личная жизнь и не суй туда свой нос! — Алла грохнула дверью машины и, не оглядываясь, поспешила в сторону подъезда, а я оглянувшись в зеркала, стал выруливать в сторону проспекта.

— Привет, Михайловна, я тебя уже заждался — я прождал женщину полчаса и был рад, что она наконец появилась во дворе.

— Ты зачем приехал?

— Во –первых привет, во-вторых у меня к тебе дело, в-третьих — я заглянул в холщовую сумку, которую женщина прижимала к бедру: — прекращай бухать в одиночку, иначе быстро скатишься.

— Вот тебе, какое дело, с кем я бухаю?

— Рита, ты мне нужна веселая, свежая и желающая много и хорошо зарабатывать.

— Я, Пашенка, до того момента, как ты появился в моей жизни, хорошо и много зарабатывала.

— Ты, Маргарита, до моего появления в твоей жизни, шестерила на мелкого уголовника Березу, который тебе использовал, как использовал еще кучу народу. Уверен, что он тебе рассказывал, о вашей неземной любви, а сам пер молодую бабу. Скажи Рита, а денег ты ему случайно не занимала?

Женщина вспыхнула, попыталась обойти меня, но я успел ухватить ее за сумку:

— Стой, не беги, а то бутылку разобьешь. В принципе, если хочешь через пять лет стать опустившейся шлюхой, что за рубль или за бутылку пива отсасывает любому желающему в скверике у Вокзала, то можешь валить к себе домой и продолжать бухать, жалеть себя и злится на меня.

Я отпустил сумку и быстрым шагом подошел к «Ниве». К моему удивлению я даже залезть в нее не успел, когда за спиной раздался голос Риты:

— Павел, подожди. Говори, что ты от меня хотел.

— Ты к гинекологам сходила?

— Да, все справки дома лежат.

— Отлично. Теперь слушай внимательно. Тебе пора устраиваться на работу…

Очень длинный день, все-таки, подходил к своему финалу. Сегодня, после работы, я решил заехать в квартиру Светланы — вполне освоившись у меня и подружившись с Демоном, девушка возвращаться в свое жилище не торопилась, но я обещал ей забрать из ее квартиры пару, срочно необходимых, платьев, туфли и белье. Поднявшись на последний этаж, где жила Светлана, я внимательно осмотрел входную дверь и улыбнулся — в щель между дверью и дверной коробкой кто-то засунул тонкую стружку от обычной спички — некто очень хотел знать, появляется ли в данной квартире ее, давно загулявшая в неведомой дали, хозяйка. Значить, что эти два типа не успокоились, и прятать в моей квартире Светлану смысла нет, рано или поздно к ней опять придут. Я спустился вниз, взял из машины пакет с чистыми «дачными» вещами и вернулся наверх. Включив во всех помещениях Светиной квартиры электрическое освещение, я давал знать ее преследователям, что глупая девка уже набегалась и вернулась домой, и срочно необходимо бежать к ее квартире и трясти ее, как грушу, пока она вновь не исчезла. В принципе, данные молодого парня из той парочки, что пытали Свету, у меня имелись. Курицын Костя, живущий в бабушкой в квартире на втором этаже дома по улице Заводской, был восемнадцатилетним балбесом, имеющим в своей куцей биографии условную судимость за кражу из киоска, но продолжающего тянутся к «воровскому ходу». Бабка Кости до поздней осени жила в деревне, а к малолетнему шалопаю в квартиру, в ее отсутствие, постоянно ходили какие-то мутные личности. Этой информацией со мной поделился местный участковый, давно мечтающий отправить кудрявого придурка за колючую проволоку.

Пришли ко мне часа через два. Сначала кто-то стал ковыряться в замке, а когда я подошел к двери и испуганно спросил, кто там, мне ответили, что я заливаю соседей снизу.

— Сейчас, сейчас, подождите… — как только я провернул ручку замка, дверь распахнулась, в квартиру ворвался кудрявый Костя, и, схватив меня за ворот старой футболки, поволок в глубь квартиры. Прыщавый недоросль, прижав меня к шкафу, махал передо мной самодельным ножиком и корчил страшные рожи, изо рта его воняло, поэтому плаксивое выражение лица получилось у меня вполне естественным. Вслед за Костей в квартиру вошел давешний пожилой мужик, аккуратно закрыл за собой входную дверь и уставился на меня снулым взглядом.

В принципе, можно было валить «наглухо» кудрявого недоумка — он был в чужой квартире с ножом, имеющим все признаки холодного оружия, но вот стрелять в пожилого было нельзя — оружия у него не было, а подбрасывать ему какой ни будь ножик с Светланиной кухни было бы опрометчиво — не было бы никакой гарантии, что прокуратура бы не размотала, что нож плешивому зэку не принадлежит.

— Вы кто такие? Что вам надо? — захныкал я. Костя, с торжеством в глазах, отпустил мою футболку, и смяв мое лицо своей пятерней, зашипел:

— Заткнись придурок, пока я тебя не грохнул…

Я парня понимал — перед ним стоял, зажавшись, как дворняга, в ожидании пинка, с перекошенным от страха лицом, какой-то «терпила» в дурацких очках на носу. Очки я нашел в пакете с дачной одеждой и вспомнил, что это уебище в коричневой пластиковой оправе, с толстыми стеклами, я должен был отвезти в выходные к бабушке на дачу. Эти очки должны были дополнить образ жалкого неудачника, которого любой «четкий пацанчик» просто обязан был зачмырить.

— Ты кто есть? — проскрипел пожилой.

— Сережа, Сергей Чернов. — проблеял я, опасливо косясь на нож в руке Кости. Этот придурок упивался моим униженным положением, моим страхом, не понимая, что перехватить его руку с ножом для меня было делом секунды, а от моего колена до его «бубенчиков» было буквально двадцать сантиметров.

— Света где?

— Света на даче, с моими родителями.

— Кто твои родители по жизни?

— А?

— Родители твои кто?

— Мама стоматолог, а папа в профкоме работает.

— Не бедные, значить, родаки. — Пожилой улыбнулся, явив миру хищный оскал металлических коронок из стали.

— Э-э.

— Ты пацан знаешь, что твоя Светка нам денег должна?

— Ну, она сказала, что на нее в подъезде какие-то придурки…ой!

Костя, без замаха, заехал мне по затылку, я зажался, прикрыв голову руками, на щеку скользнула одинокая слеза — от толстых стекол бабушкиных очков глаза слезились до рези, притворяться мне почти не пришлось.

— Нам по хрену, с бабы твоей спросить или с тебя. У нее и так счетчик капает каждый день. Сейчас мы тебя здесь завалим, а потом поедем к вам на дачу…

— Не надо никуда ехать, я вас очень прошу. — я искательно ловил взгляд пожилого урки через толщину линз: — У меня на сберкнижке три тысячи лежит, родители на свадьбу дали, я вам их отдам.

— Чтобы завтра, не позднее двенадцати часов, деньги были. Вот он — палец ткнул в сторону все еще держащего меня за грудки, Кости: — Завтра в двенадцать сюда подойдет и заберет деньги. И не дай тебе…Ты